Мне было пятнадцать, когда я убила дракона.
Одинокий, злой подросток. Я никому не нравилась, потому что говорила обидные вещи — говорила, что думаю, а я ни о ком не думала хорошо. Меня затапливало мое горе. Мое горе говорило сквозь меня. Да, я знаю, так себе оправдание. Но из песни слов не выкинешь. Я не хотела быть удобный. Я хотела воевать.
Чувство несправедливости гнало меня вперед.
Я была признательна Сэймэю и его чудным коллегам-екаям за то, что они занимались моим воспитанием, давали мне крышу над головой и вот это вот все. Но я была сиротой, а Сэймэй по-прежнему оставался мне чужим.
Нашла дело о драконе, который терроризировал Рио-де-Жанейро. Он был в юрисдикции бразильского офиса Агентства реставрации, и все же я рискнула. Замаскировала катану под зонтик-трость. Я шла по душным улочкам города и упивалась собственной силой и одиночеством. В моей боли была моя сила. Она заставляла меня двигаться дальше.
В общем-то, с драконом все было схвачено: периодически он нападал на туристические автобусы и решал поплескаться у берега на пляже Ипанема… Большую часть времени дракон прятался в мире духов, на границе, охраняя сокровища — всякий никому не нужный хлам.
Я убила дракона и заплакала. Мне хотелось уничтожить нечто прекрасное. Что-то древнее и невозможное, как сама магия. Мне казалось, я уничтожила свои чувства, перерезала глотку прошлой себе. Новая я должна быть сильной. Новая я должна быть смелой.
Но должна ли? Возможно, мне просто хотелось, чтобы Сэймэй обнял меня и сказал, что все будет хорошо.
Но я так и не смогла его об этом попросить.